Молчаливость и скромность — качества очень пригодные для разговора.
Название: Инцидент исчерпан? Авторs: |stray|, Минами Ритсу Бета: Nhi Рейтинг: G Персонажи: TYL!Ямамото, TYL!Гокудера, TYL!Цуна Дисклеймер: все принадлежит Амано Акире Предупреждение: АU
читать дальшеВ кабинете Десятого Босса Вонголы проходило небольшое собрание. Всего три человека: Тсунаёши, Гокудера и Ямамото. На повестке дня было обсуждение недавней миссии по заполучению ценных документов противостоящей семьи. В ходе завязавшейся драки бумаги были утеряны, и Савада хотел знать причины. Все это время Такеши окидывал ленивым взглядом кабинет, витая в только ему известных мыслях. Когда его катание в кресле прервал сильный удар ногой в спинку кресла, Мечник усмехнулся и спокойно обратился к Боссу: – Тсуна, извини, но миссия провалилась лишь по вине Хаято. В конце концов, я не могу спасать его задницу и отвечать за сохранность кейса. Гокудера злобно прищурился. Он пытался держать себя в руках только из-за присутствия Джудаймэ. – Не смей сваливать всё на меня, придурок! – прорычал подрывник, – тебе стоило внимательнее оценить количество противников! Руки сами собой потянулись за пачкой сигарет. Заметив его ладонь, которая невольно скользнула по бедру в карман, где покоилась желанная упаковка с куревом, Ямамото неопределенно хмыкнул. – Нервишки шалят? – Заткнись. Тсунаёши окинул взглядом своих Хранителей и покачал головой: – Мы здесь по делу. Личные проблемы обсудите за дверью кабинета. – Простите, Джудаймэ, – выдал Хаято, попутно вспоминая, что Босс не любил, когда в его кабинете было накурено. Поднявшись на ноги, Такеши расположил руки в карманах брюк, отчего его осанка несколько потеряла отточенность. Утомленно вздохнув, бейсболист выжидающе глянул на руководителя: – Так каков приказ? Савада сцепил руки замком и вздохнул: – Есть шанс, что сохранились копии. – Джудайме, позвольте мне... – оживился Хаято. – Нет, Гокудера-кун. Этим займётся Хибари-сан. А вы двое можете быть свободны. Подрывник тихо выругался и встал из-за стола. Коротко поклонившись, Мечник вышел следом за беловолосым напарником.
– Ну что? Допрыгался? – саркастично заметил Ямамото, на ходу поправляя волосы, – из-за тебя Тсуна в нас разочаровался. – Это не моя вина! Я никогда не подведу Джудаймэ! – Хаято наконец-то достал сигареты и закурил. Правда, облегчения табак не принёс: провал не давал покоя, а этот надоедливый и вечно улыбающийся только усугублял ситуацию. – Не бесись. Просто признай, что ты неудачник, – простодушно пропел Такеши, вынув сигарету изо рта напарника. Нагнувшись к нему и приблизив лицо почти вплотную к лицу подрывника, он ласково выдохнул. – Кстати, за спасение можешь не благодарить. Хаято скрипнул зубами: – Какого ты творишь, урод?! – парень резко отстранился. – Кто ж знал, что он будет амортизировать удар кейсом! – подрывник перевёл взгляд на сигарету, – Чёрт… это была последняя... – Тебе даже сил не хватает признать свою слабость. И бросай курить, Гоку. Тебе это ничуть не поможет, – не обращая внимания на недовольные возгласы, подытожил спортсмен. – И когда это ты стал так заботиться обо мне? – съязвил подрывник, пытаясь уйти от темы провала. – Не начинай, – с радушной улыбкой бросил Мечник Вонголы, направляясь по коридору к жилому сектору. – Хватит лыбиться! – фыркнул Хаято в ответ, зачем-то следуя за Мечником. – Не стоит меня учить, Динамит-бой! – улыбаясь, отозвался парень, поворачивая ключ в замке своей двери, – ты никогда не любил откровенных фактов. Подрывник презрительно фыркнул и пошёл дальше по коридору к своей комнате. Покачав головой, Такеши зашел в свою комнату, где без сил завалился на кровать, не утруждая себя в снятии одежды.
День Хаято был распланирован буквально по минутам. Сейчас надо было разобраться с документами, после передать их Джудаймэ. Правда, вместо тренировки появилась новая обязанность – всеми силами попытаться вернуть доверие Савады. А поскольку Тсуна признал виноватым именно Гокудеру, то нужно было это как-то компенсировать. Во-первых, всячески показывать свои старания во благо семьи, и, во-вторых, полностью ограничить общение с одним наглым ухмыляющимся спортсменом, который только и делал, что красовался. С досады Хаято пнул дверь и слегка удивился тому, что она с лёгкостью поддалась и открылась. Интересно, как он мог забыть закрыть её на ключ? Сделав себе кофе, Хаято принялся за работу. Примерно через полчаса в его дверь постучали и, дождавшись сухого "войдите", заглянули в кабинет. Нарушителем спокойствия оказался Такеши, который, судя по всему, недавно вернулся с тренировки. – Можно? – задал вопрос бейсболист, окончательно удостоверяясь в позволении. – Зачем пожаловал? – решил перейти сразу к делу Гокудера. Он слегка повернул голову и посмотрел на напарника поверх очков. Зная, что Ямамото – та ещё катастрофа на его голову, документы были собраны в стопку и отодвинуты на дальний край стола. – Даже так? – усмехнулся бейсболист, положив руки на бедра и стоя с противоположной стороны от стола. Заметив, что напарник не настроен шутить, он спокойно поинтересовался: – Ты избегаешь меня. Зачем? – От тебя слишком много проблем, – взгляд стал холодным и проницательным. Хотелось скорее избавиться от незваного гостя, вернуться к работе. – Что-то ещё? – Так может проблема в тебе? – напоследок Ямамото подкинул пищу для размышления и удалился, хлопнув дверью. – Придурок. Хаято невольно поморщился от резкого звука. Притянув к себе бумаги, он завершил работу, без прежнего энтузиазма перепроверил всё. Подрывник закурил, прикрыв глаза. Мысли крутились вокруг последней фразы Такеши. Затушив сигарету, Хаято сорвался с места и бросился вдогонку бейсбольному. Он решил оставить последнее слово за собой. Услышав за спиной четкий удар двери об косяк, Ямамото обернулся на звук. Подбежав, Гокудера с размаха ударил парня в челюсть, отбрасывая Такеши к стене. Уперевшись спиной о преграду, Хранитель Дождя выпрямился и приложил ладонь к зудящей челюсти. Только сейчас он заметил, как из разбитой ударом нижней губы начала сочиться кровь. Медленно слизнув ее, Такеши выпрямился и нагло улыбнулся, являя высокомерную гримасу своему бывшему напарнику: – Что такое, Гоку? Правда глаза колет? Хаято злобно прищурился и шумно выдохнул сквозь зубы. – Заткнись, придурок... Он с трудом сдерживался, чтобы мгновенно не стереть эту улыбку навсегда. Подрывник схватил бейсболиста за отворот пиджака и встряхнул. Костяшки пальцев побелели от напряжения. – Как же ты меня бесишь. – Неужели? – Ямамото наклонил голову вбок и выжидающе поднял бровь, – твои прикосновения меня всегда возбуждали. Может, обнимешь? – Да пошёл ты!.. – немного рассеянно пробормотал Гокудера, невольно ослабляя хватку и чуть отстраняясь, – кажется, я только что выбил последние мозги из твоей пустой головы. Отпихнув от себя ошеломленного Хранителя, Мечник скучающе произнес: – Не обижайся, но ты теряешь форму, Гоку. Потому и миссии проваливаешь. Резкий удар в переносицу ненадолго прервал Ямамото. – Заткнись. Целее будешь, – Хаято усмехнулся, сжимая пальцы на шее мечника. Перехватив его руку за запястье, Ямамото заломил ее за спину Хаято, прижимая бывшего напарника к своей груди: – Ну? Что я говорил? – получив в ответ невнятное ругательство, Хранитель Дождя мягко прикоснулся к подбородку юноши, разворачивая его лицо к себе. Взглянув в глаза товарища, Такеши беззлобно улыбнулся и произнес: – Может ты не умеешь драться, но очаровывать у тебя получается просто потрясающе. Гокудера мотнул головой, освобождая подбородок и поспешно отводя взгляд. Волосы скрыли чуть покрасневшее лицо Хранителя. Не хотелось признавать своего поражения в ближнем бою. Со времён школы эти навыки поугасли в нём, как и надобность в практике. Свободной рукой он ударил Ямамото под рёбра. Нескладно вдохнув воздух, Такеши все же отпустил успокоившегося подрывника и положил руки на бедра: – Все? Инцидент исчерпан? Хаято выругался сквозь зубы. – Когда ты научишься молчать? - он убрал побаливающую руку в карман. Гордость пошатнулась, но не разносить ведь полздания динамитом. Придётся ждать более подходящего случая. Пожав плечами, Ямамото протянул руку Гокудере, ожидая, что жест примирения будет понят партнером верно. Подрывник лишь фыркнул. – Обойдёшься, придурок, – развернувшись, он ушел, на ходу шаря по карманам брюк в поисках сигарет.
За этим явно должно последовать что-то вроде: 1). Мочи козла! 2). Бей пидора! Но пожалуй самый реалистичный из всех вариантов... 3) Спасайся кто может!
Молчаливость и скромность — качества очень пригодные для разговора.
Эх, статистика! | | | v v v читать дальшедемотиваторы приколы ух ты! видать кто-то увидал демик про мужской панцушот и решил что у меня есть ещё ) эх, жаль разочаровывать ( обманчивая реальность =_=" я даже знаю кто это гуглит вместо того чтобы добавить в закладки ичимару гин Вах! Да, Гиня у меня тут поселился! ^.^ занзас нююю, мы с ним выпивку не поделим хотя...может и сопьемся улькиорра Ульёрррря! Это всё он, из-за него у меня порядок в дневнике и беспорядок в голове final fantasy лукоморье хм...было дело, кидала ссыль блич аясегава яой фики яой фики - ладно, но с ЮМИЧИКОЙ? ОМГ...ну разве что в пейринге с Иккаку акацуки юмор Оя-оя, да если такое и вправду было...*сама ищет* блич зампакто хайнеко ммм...Хайнеко в моём любимом эндинге (он 20 кажись по счету) такая няшечка! Ну тот эндинг где она *показывает язык* адские бабочки блич а...мне тож нравятся ^___^ гриммджоу Оу, е, и он здесь обитает! *пошла покупать Гримму китикет* винкс приколы А ЭТО ЧТО ТУТ ДЕЛАЕТ? *дергающийся глаз* ledi cet чё-чё? Леди...Кет? Которая фанфики по Тайному Огороду пишет? или сет Леди? Не знаю существует ли вообще такой сет, но если бы и существовал то наверняка был бы лайт бронь 99+ или ж стиль Ой, кто явно переиграл в ПВ... сефирот клауд сейю яой ОМГ люди я не яою сейю! Только героев...и их актёров... читать фанфик яой саске наруто метро Ммм...не помню я такого фанфика. Видимо не у одной у меня такая больная фантазия - сказал человек придумавший изнасилование в автобусе
В целом, в отличии от других дневов, у меня довольно скучная статистика. Пугает только то с каким маниакальным постоянством кто-то ищет "винкс приколы"
Молчаливость и скромность — качества очень пригодные для разговора.
Рождественская сказка
Автор:Lolly Devine Бета: -EvanS- Рейтинг: PG-13 Размер: мини Пейринг: Бен Барнс/Уильям Моусли Жанр: Fluff, Romance Отказ: Герои принадлежат сами себе. Моими являются только больная фантазия и ее воплощение. Фандом: Хроники Нарнии Аннотация: Как грустно остаться в одиночестве в Рождественскую ночь, не правда ли? Предупреждения: слэш, флафф, RPG/RPS Статус: Закончен
читать дальшеСегодня сочельник. Он мог бы уехать к родителям в Лондон и встретить Рождество в кругу семьи, но понадеялся на брата, который только что позвонил и срывающимся голосом пытался что-то объяснить про какую-то девушку и про рождественские чудеса. Что поделать, парень ничем не обременен, пусть пока развлекается. Ему же через день надо ехать в Белфаст на съемки. Именно поэтому Бен Барнс сейчас сидит на подоконнике своей квартиры в Уимблдоне и, неторопливо затягиваясь сигаретой, смотрит, как кружатся снежинки. Зима в этом году выдалась необыкновенно холодной и снежной, завалило всю Великобританию от северных берегов Шотландии до самого Ла-Манша. Похоже, встречать Рождество ему предстояло в полном одиночестве. Даже если сейчас позвонить друзьям в Лондон, они вряд ли успеют добраться до полуночи. В холодильнике в гордом одиночестве покоится бутылка самбуки. Что же, она и станет его компаньоном в Рождественскую ночь. Бен пробежался взглядом по кухонным шкафам в поисках рюмки. В результате длительных поисков было обнаружено аж две рюмки, причем довольно внушительных размеров. Освещение в квартире было тусклым — непонятно, то ли все лампочки разом перегорели, то ли британские электростанции решили сегодня экономить на празднующем населении. Так или иначе, Бен выключил свет во всей квартире, кинул на подоконник пару подушек и удобнее устроился между ними с бутылкой самбуки. Не успел он осушить и первую рюмку, как в дверь постучали. Странно, кого могло занести к нему в такой час, тем более в Сочельник? Без долгих колебаний Бен решил не открывать дверь позднему гостю. Однако и без того не тихий стук становился все громче и увереннее. В итоге нервы у него сдали и, подлетев к двери, он резко дернул ее на себя с такой силой, что гость просто ввалился в квартиру. Этим ночным посетителем оказался не кто иной, как Уильям Моусли, его давний партнер по съемочной площадке. Тогда, в 2007 году, они довольно близко сдружились, однако вскоре общение стало менее тесным, и, в конце концов, при встрече они обменивались только дежурным «Ну, как ты?». Уилл, лежа на полу, посмотрел на него и улыбнулся: — Если бы я знал, что встреча будет такой теплой, то не поперся бы сюда из Лондона. Ты крайне гостеприимен, Бен. — Прости, я, правда, никого не ждал сегодня в гости и уже смирился с перспективой напиться в гордом одиночестве. — Вынужден тебя огорчить, но ничего не выйдет, — рассмеялся Уилльям, поднимаясь с пола. Они не виделись чуть меньше года, однако он сильно изменился, возмужал. Если раньше он был Бену чуть выше плеча, то теперь почти сравнялся с ним ростом. — Какая жалость, — ухмыльнулся Бен. — Извини, холодильник пуст, я ведь не ждал гостей. — Это мы уже слышали, расслабься. Выпивка есть? Отлично. Мало? Ничего, у меня на заднем сидении совершенно случайно завалялась бутылка виски. Не смотри на меня так, да, совершенно случайно! Уилл принес обещанную бутылку и они вчетвером — Бен, Уилл, самбука и виски — расположились на пушистом ковре в гостиной. Сначала пили молча, изредка перебрасываясь парой фраз или произнося короткие тосты. Когда оба заметно захмелели, было принято решение сходить покурить. Теперь уже вдвоем они устроились на подоконнике среди подушек. По телу разливалась истома, которая обычно появляется после какого-нибудь очень приятного занятия. Обоим было уютно и тепло, будто так и надо, сидеть вдвоем на широком подоконнике, касаясь друг друга коленями, и курить. — Я скучал, — нарушил тишину Уилл, — без тебя как-то пусто, одиноко. Вот есть друзья, я постоянно с ними, но в то же время я один, будто бы часть меня оторвали и унесли, и я теперь должен найти ее. А с тобой мне хорошо, словно я это я, я весь здесь, с тобой. Бен отвернулся от окна, но в его глазах Уилл заметил какое-то непонятно выражение. Нежность? С чего бы? Страх? Но перед чем? Любопытство? Возможно. Но было в этих коньячно-карих глазах нечто необъяснимо теплое, манящее, такое уютное и нужное. Именно сейчас, именно ему. — Интересно, а Каспиан правда любил Сьюзен? — на этот раз тишину нарушил уже Бен. — Не знаю, а к чему это ты вспомнил? — Ну, они же почти не взаимодействуют. Я думаю, Каспиан бы скорее влюбился в Питера. Без шуток. Он столько знал о нем еще до их встречи. Питер для него как пример для подражания, что ли. — И что бы тогда, по-твоему, делал Каспиан? — Искал бы взаимности, так диктовала бы его душа. Или сражался бы за свою любовь, как твердил бы разум. — Ты веришь в любовь? — Я не верю, я ищу. Все в наших силах. — А я … нашел, — произнес Уилл полушепотом, и в его глазах заплясали озорные огоньки. Так они еще долго сидели на широком подоконнике в квартире Бена в Уимблдоне и говорили обо всем на свете, как раньше, будто бы не было года разлуки. А потом уснули на полу в гостиной, обнявшись на пушистом ковре под пледом. А где-то далеко, в Нарнии, Верховный король Питер так же обнимал короля Каспиана X. За окном занималась заря. Никто не знал, что принесет грядущий день двум любящим сердцам, которые оберегают свою страну так же, как и друг друга. Так и в заснеженной рождественской Англии две судьбы сплелись воедино, пока их хозяева путешествуют по стране снов. Может быть, они больше не смогут расстаться ни на минуту, а может, и разбегутся, испугавшись новых ощущений. Кто знает? На улице медленно светало, снег по-прежнему ложился крупными хлопьями на землю. Наступало Рождество.
Автор:Lolly Devine Бета: -EvanS- Рейтинг: PG-13 Размер: мини Пейринг: Бен Барнс/Уильям Моусли Жанр: Romance Отказ: Герои принадлежат сами себе. Моими являются только больная фантазия и ее воплощение. Фандом: Хроники Нарнии Аннотация: Где-то в Лондоне дождь, а в моем доме светит солнце. Предупреждения: слэш, RPG/RPS Статус: Закончен
читать дальшеХмурый лондонский дождь барабанит по подоконнику. Сегодня обычная морось переросла в настоящий ливень. Английская весна как всегда запаздывает, и на улице гуляет пронизывающий ветер. В такую погоду хочется сидеть у камина, завернувшись в теплый плед, с кружкой горячего шоколада. Но, к сожалению, камина в его однокомнатной квартире нет, плед прожжен сигаретами, а горячий шоколад кончился еще на позапрошлой неделе. Уилл стоит у окна, разглядывая капли на стекле и докуривая очередную пачку Parliament. День не задался с самого утра. Ливень разрушил все его планы насчет выезда за город с семьей, и теперь Уильям Моусли мучается от безделья дома. Он быстро перебирает в голове все возможные варианты занятий на сегодня и останавливается, вдруг вспомнив, как в прошлом году в Рождество спас Бена от такого же прозябания. С тех пор они общаются постоянно, однако стараются соблюдать дистанцию, опасаясь, что между ними проскочит очередная искра. Тогда, рождественским утром, они проснулись в объятиях друг друга с ощущением сладкой истомы по всему телу. Омрачала эту идиллию только больная голова. Тогда они, два убежденных натурала, перепугались не на шутку и приняли негласное решение забыть все, что было или могло бы быть. Уильям находит коммуникатор среди сваленных в кучу вещей и набирает заученный наизусть номер. Гудок, второй, третий… Кажется, что время остановилось, и только его сердце продолжает колотиться, набирая обороты и грозя вырваться из груди. Он чуть не подпрыгивает от неожиданности, когда после монотонных звуков слышит: — Да, Уилл? Извини, что долго не отвечал, я за рулем. Ты что-то хотел? — Хотел узнать, не занят ли ты сегодня, — отвечает Моусли, проглатывая комок в горле. — Сейчас да, занят, но ближе к вечеру, если хочешь, я буду полностью в твоем распоряжении, — голос у Бена игривый, он явно в хорошем настроении. — Тогда можешь заехать ко мне около восьми, — отчеканивает Уилл, сбитый с толку интонациями Барнса. — О’кей, до встречи. Моусли приходит в себя, когда в трубке уже слышны короткие быстрые гудки, однако отмечает, что его сердце бьется раза в четыре быстрее. До приезда Бена есть еще пять часов, за которые ему надо успеть привести квартиру и себя самого в божеский вид, сообразить что-то на ужин — Бен наверняка приедет голодный — и придумать, чем же им заняться. Первым делом Уилл выходит из дома и бредет до ближайшего магазина. Дождь почти перестал, однако с запада были слышны раскаты грома. Уилл съежился: он с детства боялся гроз. Однажды после урагана он просидел несколько дней один в доме без электричества и воды, боясь каждого шороха. Родители тогда уехали к друзьям, уверенные, что их сын уже взрослый и способен прожить некоторое время самостоятельно. В супермаркете практически безлюдно, Уилл бродит среди прилавков, заваленных продуктами, но никак не может сообразить, что же приготовить на ужин. В результате, оказавшись в отделе со спиртным, он принимает решение взять то, от чего привереда Бен точно не будет воротить нос, — виски. Ну да, не совсем еда, но Бену точно должно понравиться. Уилл возвращается домой. Раскаты грома раздаются все ближе, иногда в небе вспыхивают молнии, но это еще не гроза, а ее эхо. Моусли наскоро делает уборку, проветривает квартиру. За работой время пролетает незаметно. Взглянув на часы, он обнаруживает, что до прихода друга остается не больше двадцати минут. Однако звонок в дверь останавливает поток его мыслей. — Привет, я немного раньше освободился, ничего? — на пороге стоит Бен с растрепанными ветром волосами. — Все отлично, проходи, — невольно улыбается Уильям, уж очень милым ему кажется потрепанный Барнс. — Извини, еды нет, могу предложить виски. — У меня появилось ощущение дежа вю, понимаешь, о чем я? — Бен и вправду находится в прекрасном расположении духа и, похоже, готов флиртовать даже с холодильником. За окном сверкает яркая вспышка, через несколько секунд раздается сильнейший грохот. У Уилла трясутся руки, он роняет бокал, который раскалывается на тысячи мельчайших стеклышек. — Мелкий, ты чего? — подлетает к нему Бен. — Неужели боишься грозы? — Бен, давай не будем об этом, все хорошо, — Уилл собирает осколки и приглашает Бена за стол. Пьют они практически в гробовом молчании, однако захмелев, Бен начинает болтать без умолку, в то время, как Уилл занимается созерцанием Барнса. Правильные черты лица, аккуратный нос, губы идеальной формы, шикарные густые волосы до плеч, легкая трехдневная щетина, но главное — глаза, сейчас они не кажутся черными, а, скорее, коньячно-карими с нотками меда и черными вкраплениями. — Мелкий, я знаю, как избавить тебя от страха. Во всем виноваты твои воспоминания, они рождают плохие ассоциации. Надо просто заменить эти воспоминания другими, приятными. Давай подойдем к окну. Уиллу остается лишь повиноваться, он встает и бредет с Беном к тому окну, на подоконнике которого обычно курит. Бен берет его за руку, глаза цвета виски приближаются все ближе. Дыхание смешивается, Уилл улавливает запах его одеколона — как всегда, что-то от Armani. Теплые губы прижимаются к нерешительным и дрожащим, их прикосновение, сперва нежное, становится более жестким и требовательным. Бен запускает руку в его волосы и начинает осторожно проникать языком в рот Уилла, пробуя и наслаждаясь им как дорогой конфетой, которую хочется скорее съесть, но одновременно и растянуть удовольствие из-за ее уникальности и ценности. Вскоре Уилл расслабляется в объятиях Бена, и их поцелуй начинает перетекать во взаимные ласки. Уилл не знает, как долго он был прижат к подоконнику, но, когда они оторвались друг от друга, увидели, что на улице уже темно, а небо чистое и звездное. Бен уезжает домой около двух часов ночи, а Уилл находит свой старый дневник, который психоаналитик заставил его вести, ложится в кровать, проводит черту под последней записью и засыпает как младенец. А в дневнике Уильяма Моусли остается новая запись: «Где-то в Лондоне дождь, а в моем доме светит солнце».
Молчаливость и скромность — качества очень пригодные для разговора.
Блин, некоторые вот авторы не оставляют в шапке разрешение или же запрет на копирование фика (( Эт меня после Покорителя Зари понесло в этот фэндом))
Автор: -EvanS- Бета:~Кленовый Лис~ Гамма: Альфа Льва Пейринг: Питер/Каспиан Жанр: Angst (слеш) Рейтинг: PG-13 Размер: мини || Глав: 3 Фэндом: Хроники Нарнии Предупреждения: ООС, AU Саммари: Пэвенси, конечно, были моими друзьями, которых я любил и ценил. Но их присутствие постоянно напоминало мне о нем... PS: фанфик переписан!
Когда однажды Корнелиус спросил, хотел бы я, чтобы Пэвенси вернулись, я твердо ответил: «Нет». Тогда казалось, что их уход — лучшее, что могло случиться в моей жизни, и некоторое время мне даже удавалось в это искренне верить. Они ушли, оставив после себя воспоминания, как приятные, так и не очень. Вы спросите, почему так? А я отвечу: если кто-то когда-то говорил, что любовь способна воскресить из мертвых, он был прав только наполовину. Знайте: любовь способна убить — это могло случиться и со мной, останься Пэвенси в Нарнии еще хоть на какое-то время.
С момента их возвращения в Нарнию во время войны с тельмаринами меня не покидало ощущение, что Сьюзен не очень разбирается в происходящем, а Питер, наоборот, понимает слишком многое. Многое из того, чего ему понимать не следовало бы. А я считал, что люблю Сьюзен и буду любить всю свою жизнь, несмотря ни на что. Но эта вера резко пошатнулась, когда, отправившись в плавание, чтобы найти друзей моего покойного отца, я встретил Люси и Эдмунда.
— Кто-то за бортом! — прокричали на палубе, и я выбежал из каюты, чтобы узнать, в чем дело. В воде действительно были люди, я видел, как бирюзовые волны океана накрывают их с головой, и бросился им на помощь.
— Помогите! — раздался женский голос, и он показался мне смутно знакомым. На мгновение меня охватило чувство безграничной радости: наконец-то Пэвенси вернулись!
К своему ужасу, под словом «Пэвенси» я почему-то подразумевал в тот момент только… Питера. Тогда я впервые усомнился в том, что Сьюзен для меня по-настоящему что-то значила. Задумываться об истинных чувствах не хотелось. Да и были ли они хоть когда-нибудь?
Но я почувствовал легкое разочарование, увидев Люси, Эдмунда и их кузена Юстеса. Что ж, это было неудивительно, ведь Аслан предупреждал, что снова появятся в Нарнии только они. И все равно, с того самого дня, когда дети покинули мою страну, я надеялся, что Питер и Сьюзен тоже вернутся. Вернутся, несмотря ни на что. И не важно, что Аслан говорил, будто им больше нечему тут учиться! Не имеет значения даже то, что я убедил себя: будет лучше, если они уйдут.
— Каспиан! — Люси, как всегда, светилась от счастья. Когда детей подняли на палубу, мои друзья принесли им пледы из собственных кают, чтобы хоть немного согреть. Девочка, в насквозь промокшей одежде, дрожала от холода, но мужественно улыбалась. — Я так рада тебя видеть!
— И я рад, что ты снова здесь. С возвращением! — я приобнял ее за плечи. А она совершенно не изменилась! Осталась такой же веселой и добродушной.
Эдмунд сдержанно протянул ладонь для рукопожатия и что-то тихонько проговорил. Мне показалось, он был не очень рад меня видеть. Впрочем, скорее всего, Люси тоже радовалась больше самому факту возвращения на «вторую родину», как она иногда называла Нарнию, чем встрече со мной. Вряд ли они вспоминали принца Каспиана, сидя в своем, наверное, не очень волшебном Лондоне. Там, по рассказам Сьюзен, они ходили в школу, носили одинаковую форму вместо расшитых драгоценными камнями бархатных платьев и были самыми обыкновенными детьми; а когда зазнавались и начинали командовать, одноклассники, опять же по рассказам Сьюзен, набрасывались на Питера и дружно учили, как надо себя вести. Я усмехнулся, вспомнив рассказ Королевы и представив эту картину.
— Что ты улыбаешься? — Люси шутливо толкнула меня в бок.
— Я же сказал, рад видеть мою королеву.
Улыбка на лице Люси чуть дрогнула. Она немного помолчала и спросила:
— А как же Сью?
— Что Сью?
— Ее ты был бы рад видеть?
— Конечно, да! Жаль, что ее нет с вами. Аслан так жесток, — я пытался шутить, хотя что-то мне подсказывало, что девочка сейчас задаст тот самый вопрос, которого я боялся больше всего.
И Люси действительно спросила:
— Ты, наверное, скучаешь по ней, да, Каспиан? — девочка смотрела на меня с сочувствием и, желая утешить, слегка поглаживала по руке. — Не представляю, как это — когда тебя бросает любимый человек. Ты ведь ее любил, да?
Я поднял голову и взглянул на Эдмунда, потом на светловолосого мальчика, явно настроенного враждебно. Они смотрели в разные стороны, старательно делая вид, что не слушают наш разговор, но я не был до конца уверен, что им на самом деле неинтересно.
Я перевел взгляд на Люси. Она по-прежнему смотрела на меня с некоторым сожалением и терпеливо ждала ответа.
Глава 2
— Ваше Высочество, тельмарины уже близко, нужно срочно принимать решение. Какой приказ отдать армии?
— Пусть готовятся к выступлению, мы принимаем бой.
Питер был взволнован, я чувствовал это. Король сидел прямо на грязном полу нашего укрытия и меланхолично смотрел в одну точку. Но по тому, как яростно он крутил крышку фляжки, я понял, что он осознает всю тяжесть ответственности, которая ложится сейчас на его плечи.
— Вы правильно поступили, — сказал я, желая его успокоить. Он не откликнулся, только продолжал все так же задумчиво смотреть в пространство и мучить несчастную флягу. Я обернулся к Сьюзен и Люси: — Будет лучше, если вы останетесь здесь, пока все не закончится.
Люси капризно надула губки, но спорить не стала. Сьюзен же посмотрела на меня со злостью:
— Не понимаю, — прошептала она, и ее шепот, отражаясь от стен и колонн зала, прозвучал почти оглушительно. — Не тебе решать, понятно? Я с вами!
— Каспиан прав, — наконец подал голос Питер. — И Люси, и тебе, Сью, лучше остаться здесь.
Сьюзен взглянула на брата так, будто он ее предал.
— Нет, я пойду с вами. Не собираюсь отсиживаться здесь и ждать у моря погоды. Я хочу быть там, сражаться вместе с вами, — Питер собирался возразить, но она не дала ему этого сделать: — Нет, Питер, даже не убеждай меня. Ты не имеешь права мне указывать!
Девушка развернулась и пошла к выходу из зала. Я видел, как она остановилась в коридоре, разглядывая какой-то древний рисунок в мерцающем свете факела, и мне показалось, что даже отсюда видно, как блестят на ее щеках слезы злости, обиды и страха. Я был согласен с Питером. Предстоял нелегкий бой, и мне не хотелось думать, даже просто допускать возможность, что Сьюзен может погибнуть там. Но если она не стала слушать брата, то разве обратит внимание на меня? Скорее всего, еще сильнее разозлится. И у меня точно не будет шансов. Впрочем, их не было с самого начала, но я надеялся…
Я заметил, как Сьюзен ладонью стерла со щек слезы, опустилась на землю и прислонилась к стене, обхватив колени руками. Люси поспешила к ней.
— Каспиан, — услышал я тихий голос Питера. Я обернулся и от неожиданности отшатнулся. Король стоял так близко ко мне.
— Да, Ваше Высочество?
— Кто научил тебя называть королей этим дурацким словосочетанием? — он нахмурил брови, кажется, слегка раздраженно. — Зови меня Питер. Мы же вроде за одно, не так ли?
Я не был в этом так уверен, но кивнул:
— Да, конечно.
— Знаешь, я давно хотел тебе сказать… Будет лучше, если ты не станешь больше искать встреч с моей сестрой, — он сказал это шепотом, так, чтобы Сьюзен не услышала. Я смотрел на него и пытался понять, почему он говорит это и почему именно сейчас. Он будто прочитал мои мысли и продолжил: — Я не уверен, что могу тебе доверять, Каспиан, пойми меня правильно. Ни ты, ни я не можем знать, как сложится наша жизнь в ближайшие… — он запнулся, помолчал немного и поправился: — как сложится хотя бы наше сегодня, не говоря уже о завтра.
Это все равно было не то. Мне показалось, или Питер действительно что-то скрывал?
— Мне кажется, я неправильно тебя понимаю, — сказал я, размышляя о том, чего же Король мог так тщательно избегать, прикрываясь сестрой.
— Ну, если с тобой что-то случится, она будет страдать, а я этого не хочу.
Удивительный человек! А если и с ним что-то случится, кто тогда будет оберегать девочек? Питер тем временем продолжил, мне даже показалось, он был по-своему рад, выговаривая следующие слова:
— Хотя, может, и не будет. Она с нами никогда о тебе не разговаривала, знаешь, может, даже и не заметит, что тебя больше нет.
Он даже заулыбался от удовольствия, но вовремя спохватился и вернул на лицо маску сожаления.
— Разумеется, — я почувствовал, что начинаю сердиться. Конечно, он был королем, а я — всего лишь принцем, но разве мог Питер разговаривать со мной таким тоном? Меня раздражали эти его попытки всячески меня унизить и оскорбить. Вечно он пытается доказать всем свое превосходство, а на самом деле вполне заслуживает того, чтобы одноклассники учили его уважать других. — Это ты так хочешь сказать, что я для нее ничего не значу?
— Именно.
— Прекрасно. Ну, а с какой целью ты мне это говоришь? Ты ведь сам прекрасно знаешь, что она не дала бы мне шанс. Какая тебе разница?
— В целом, я мог бы ответить, что никакой, — Питер грустно улыбнулся, — но она есть. Да, Каспиан, разница имеет значение для меня.
— Надо же, очень любопытно. И какое же?
Питер молчал. Я терпеливо ждал его ответа, хотя не был до конца уверен, что дождусь. Король, продолжая ухмыляться — правда, уже не так самоуверенно — слегка повел плечом и, наконец, открыв фляжку, сделал глоток. Я внимательно следил за его действиями: как он задумчиво закрывает сосуд, при этом с его лица, наконец, окончательно спадает улыбка; как он все так же задумчиво облизывает губы, на которых еще оставалась маленькая капелька красного вина.
— Разница в том, что ей это безразлично, а мне нет.
Я хотел поинтересоваться, что он имел в виду, но заметил, что Питер явно был смущен: он опустил взгляд, на щеках появился легкий румянец. Неужели от вина? Король продолжил сам, и было видно, что слова даются ему с трудом, хотя он и старается казаться уверенным в своих действиях:
— Ты никогда не думал, что, возможно, кому-то ты дорог сильнее, чем безразличен моей сестре?
— Неужели? — улыбнулся я, хотя еще не до конца осознал, что именно хотел сказать Питер. — Значит, на самом деле тебя волнуют не страдания Сьюзен. Хочешь сказать, что ты…ты ревнуешь меня, да?
— Да. Только не говори, пожалуйста, так громко. Девочки могут услышать.
Я обернулся проверить, не привлек ли внимания Сьюзен и Люси наш разговор, а когда вновь посмотрел на Короля, с удивлением обнаружил, что его лицо находится в опасной близости с моим. Взгляд сам собой упал на еще влажные от вина губы Питера, и Король, похоже, воспринял этот взгляд, как одобрение.
Была битва. И было удивление. Металлический звон скрещивающихся мечей, на мгновение переставшее жить сердце; испуганные возгласы рыцарей, желание крикнуть «Хватит! Перестаньте!» и пьянящее чувство победы, ощущение надвигающейся решающей схватки и вкус вина. Неожиданно для себя, я вдруг понял, что мне страшно не за Нарнию, не за ее судьбу, если бой будет проигран, а за Питера. В его глазах была решимость, отчаяние, радость и в то же время страх. Он пошел на это не только ради справедливости, но и ради меня. Он выполнял свой долг и одновременно выражал то, что у него в душе. Может, Нарния и стала более жестокой с тех пор, как Пэвенси покинули королевский дворец, но сами короли навсегда останутся самоотверженными и твердыми в достижении своих целей.
Глава 3
— Прости меня за вчерашнее. Пожалуйста.
— За что именно?
Мы с Питером стояли в одном из многочисленных коридоров замка. Никому не было до нас дела: нарнийцы, те, что остались в живых после боя, сейчас были заняты скорее своими ранами, чем королями и королевами, а те, кто ждал именно нашего возвращения, похоже, вполне удовольствовались Сьюзен, Эдмундом и Люси.
— За то, что я наговорил про Сью. Я не знаю на самом деле, наверное, ты ей нравишься.
— И все?
— А что еще?
Я внимательно посмотрел Питеру в глаза. Он не отвел взгляд, но быстро моргнул и сказал:
— Нет, Каспиан, правда, я не хотел.
— Неужели? — я улыбнулся, давая понять, что лично я уже перешел к обсуждению другого вопроса. Питер понял, ухмыльнулся и спросил:
— Ну, а что, разве тебе не было хорошо?
Я растерялся. Хорошо? Такая мысль не приходила мне в голову. Я вообще ни о чем не подумал в тот момент, когда почувствовал, как его губы осторожно и нежно касаются моих. Они еще хранили вкус вина…
Воспоминание возникло очень некстати, и я непроизвольно закусил губу. Это движение не укрылось от Питера.
— Каспиан…
— Нет.
Мне казалось, он смотрел мне вслед, когда я уходил. Не оборачиваясь — так было правильно. И хотя потом Питер делал вид, что ничего не произошло, я будто видел его насквозь, знал все его мысли. Когда же они покидали Нарнию, и он отдавал мне меч, в его глазах словно застыл вопрос: «Нет? Почему?». И сейчас, наверное, я понимаю, каких трудов ему стоило сохранить хладнокровие, когда его сестра меня поцеловала.
Эти воспоминания преследуют меня по сей день. Жалел ли я, что тогда так обошелся с Питером? Не знаю, если честно. С недавнего времени размышления на эту тему не давали мне покоя. Больше похожие на наваждение, они не покидали ни днем, ни ночью. Так что я уже и сам не уверен, что в момент долгожданного поцелуя с любимой девушкой я думал о ней, а не о нежных прикосновениях Короля, после которых на губах оставался терпкий вкус красного вина.
И все равно, я был рад, что они уходят. Присутствие Питера заставляло меня сомневаться в истинности каких-либо чувств к Сьюзен. Более того, мне даже дышать стало легче, когда проход между мирами вновь был закрыт. Больше не будет никаких тревог, постоянных, сводящих с ума терзаний. Все они — Люси, Эдмунд, Сьюзен, Питер — останутся всего лишь воспоминанием, которое рано или поздно поблекнет и окончательно сотрется из памяти, будто ничего и не случилось.
Если бы я знал тогда, как сильно ошибался. Особенно насчет Питера.
* * *
— Да, конечно, я любил Сью. И сейчас люблю.
Люси даже задохнулась от радости за сестру, но потом, спохватившись, снова грустно улыбнулась и сказала что-то вроде «мне так жаль, что вы не можете быть вместе».
Эдмунд тоже улыбался, и мне почему-то почудилось, будто его улыбка к счастью не имела никакого отношения. Знал ли он о том, что на самом деле было между мной и его братом? Если да, то он вполне мог смотреть на меня именно так — с облегчением, будто именно это надеялся услышать.
Матросы на палубе начали расходиться, возвращаться к своим обязанностям. Я взял на себя заботу об устройстве королей и их кузена в каютах.
— Сколько времени прошло с тех пор, как мы ушли? — поинтересовалась Люси. Пока я подбирал вещи, девочка разглядывала картины на стенах каюты и карты на столе.
— Ровно три года, — ответил я. — В наших мирах по-разному течет время. Наверное, поэтому они так загадочны и притягательны, не правда ли?
— Конечно! — она звонко рассмеялась, я тоже, хотя на душе вдруг стало пусто и тоскливо. Я смотрел на девочку и думал о том, что хочу, чтобы никого из Пэвенси не было сейчас здесь. Безусловно, здорово, что они вернулись, но это пробудило во мне те чувства, с которыми я настолько свыкся, что представлял их какими-то застарелыми и поблекшими.
Пэвенси, конечно, были моими друзьями, которых я любил и ценил. Но их присутствие постоянно напоминало мне о нем, о Питере. О том, как он каждую минуту убирал отросшую лохматую челку с глаз, как с трепетом и одновременно с твердой решимостью смотрел на врагов, с которыми ему предстояло сражаться. О вкусе вина на губах Питера, о его влажной руке, крепко сжимавшей мою ладонь — будто он боялся, что я оттолкну его; о его немом вопросе: «Нет? Почему?».
— Ну, а как поживает Питер?
— О, нормально, — махнула рукой Люси и зачастила: — правда, после возвращения домой он стал каким-то нелюдимым. Завел дурацкую привычку уходить в свою комнату и запираться там на целый день. Сьюзен говорит, он просто очень переживает, что не может больше вернуться. Ведь Аслан сказал…
Люси что-то еще говорила, но я больше ее не слушал. Значит, Питер все-таки думает обо мне. Там, в своем родном Лондоне, в буквальном смысле, по ту сторону реальности, есть человек, которому я «дорог сильнее, чем безразличен Сьюзен». Сомнений больше не осталось: сама Сьюзен в данный момент интересовала меня меньше всего.
— Я не знаю, как долго вы будете с нами, но, когда вернешься, передавай Питеру привет. И Сьюзен, конечно, тоже. Скажи им, что я очень скучаю… они оба очень дороги мне.
Люси понимающе улыбнулась и согласно закивала головой:
— Конечно-конечно, я передам, не беспокойся. Эдмунд, напомни мне, если я вдруг забуду, хорошо? — попросила она вошедшего в каюту брата.
Эдмунд холодно взглянул на меня и медленно кивнул. Скорее всего, если Люси забудет, он никогда ей не напомнит. Думаю, он все знал, Питер сам ему рассказал обо мне. Этот мальчик никогда не был таким простым, каким казался. Он тоже, как и его старший брат, понимал очень многое, однако предпочитал никому не показывать, что знает больше других.
Я был просто прохожим, человеком, появившимся в их жизни всего на несколько мгновений, но успевшим прочно там обосноваться (во всяком случае, так было с Питером). Но, скорее всего, Верховный король никогда не узнает, что, несмотря на тысячи лет, пропастью лежащих между нашими мирами, нашими идеальными реальностями, я тоже закрываюсь в своей комнате и провожу долгие часы, размышляя о нем. Сложно представить, как могло бы сложиться наше завтра, произнеси я такое короткое и такое сложное слово — «да».
Молчаливость и скромность — качества очень пригодные для разговора.
Уф, сделали мне вчера операцию, теперь нельзя глаза перенапрягать, но всё равно пока никто не палит я у компа. Собсно теперь я без очков должна ходить. Но зрение пока ещё не стабильное, надо привыкать. А в понедельник на осмотр.
Эх, раньше вот было легче, наркоз - и все, а тут...бррр, закапали мне обезболивающее, легла я на этот операционный стол...естесно, поборолась какое-то время с врачами, но таки позволила надеть себе на глаз какую-то фигню, как стекло, чтобы глаз не моргал. Потом вдруг без предупреждения стало больно, словно глаз чем то просверлить пытались, но всё быстро прошло, зазвучал какой-то жужжащий звук и запахло как у дантиста, затем надо мной ещё долго издевались, хе-хе, в конце концов полилась вода, я смотрела на лазер, и потом мне сняли "стекло" с глаза и он стал болеть. Отвели меня отдохнуть, полежала я с закрытыми глазами, правый начал очень сильно болеть. Отвели меня потом значит к maman, она меня довела до машины и дед нас домой отвез. У меня была светобоязнь поэтому я была в очках темных. Приехали значит домой, улеглася я на кровать, и неплохо было бы поспать после операции. Ан, не тут то было! Глаз начал ОЧЕНЬ сильно болеть, аж слезы полились и я металась по кровати словно в припадке. Как тут можно спать? Благо дома было обезболивающее, я его выпила помучилась ещё с полчаса и вырубилась. Когда проснулась всё ещё глаз побаливал, открывать его очень боялась. Но мать меня таки уговорила, мне закапали его и я попыталась смотреть. Блиииин, мне кажется, я никогда так не видела! У меня глаз такой врожденный был, а тут...но сильного удивления я выразить не могла, устала слишком, шок у меня был после операции, тогда даже руки дрожали. Теперь мне каждые 4 часа глаз капать нужно. А знаете как это тяжело человеку который при первой же возможности спит 12 часов сутки? Эх, вообщем отчим мать ночью теперь будит чтобы она шла мне глаз закапывать. Пожалуй единственный плюс того что у Парижа с Красноярском разница 6 часов. И, да, отчим терь угарает что мол я превращаюсь в вампира ))) у меня светобоязнь и я стала лучше видеть - первые признаки, и говорит чтоб maman святой водички приготовила...так, на всякий случай.
Молчаливость и скромность — качества очень пригодные для разговора.
Счастье Автор: Clio S.S. Переводчик: Ito. Бета: Ito. Фэндом: Hakuouki Персонажи: Окита Соджи/Кондо Исами (а ещё Соджи/fem!туберкулез и намеки на Хиджиката/Чизуру) Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Даркфик, Драма Предупреждения: Смерть персонажа Статус: закончен
Описание: Кто-то может сказать, нет счастья в смерти. Окита Соджи знал лучше. Публикация на других ресурсах: Т.к. возможности попросить разрешение на перевод у меня не было, и я все сделала самовольно, лучше нигде этот перевод не публиковать. И как хорошо, что это никому не надо ^^ Примечания автора: От автора: Я не поклонник Hakuouki или Окиты Соджи (хотя я признаю, что ярый фанат Шинсенгуми :Р). Просто что-то во мне после 11-ого эпизода переклинило... От переводчика: А во мне тоже после 11-ого эпизода что-то переклинило xDD. И не смотря на то, что Кондо такой нуб по части любовных признаний, дадим этому шикарному пейрингу право на существование х3.
Окита Соджи знал, что больше не увидит солнца. Может быть, это была уверенность, что сопровождает каждого воина — способность чувствовать предстоящую смерть. Иногда — раз — он думал, что никогда бы не принял такую медленную смерть. Но теперь, после целого года борьбы с болезнью, он понимал, что принял её — не мог поступить иначе. Он примирился с тем, что попрощается с миром так и не дожив до тридцати. Хотя, это было не так уж и сложно: в конце концов, он был самураем, и смерть была близка каждый день. Ведь не смотря на то, каким бы удивительным не был его меч, он всегда может встретить лучше. Пока он жил, он не планировал дожить до старости и никогда даже не надеялся на это. Окита Соджи смирился со слабостью, постепенно охватывающей его тело, тогда, когда был уже не в состоянии держать меч или даже подняться с постели. Однако, обидно не было: болезнь научила его слушать пение птиц и различать оттенки неба, когда он проводил дни в своей комнате, тщательно завернутый в одеяло. Он осознал жажду жить, которая не позволяла ему прибегнуть к простейшему решению, избавить себя от мучений и отправиться в «почетный путь». Он просто хотел увидеть следующий восход солнца. Наиболее трудным было признать иронию судьбы и смириться с тем, что он должен был умереть не как воин — не по причине, не за своего господина, а не за свою веру — но из-за болезни, которая может поразить любого. Такая смерть казалась ему бессмысленной, и в такие моменты он почти верил, что вся его короткая жизнь была такой же бессмысленной... Пока он не поднял глаза и не встретился с теплым взглядом Кондо. Впрочем, не было же ничего плохого в том, чтоб быть как все. В смерти все люди были действительно равны. Сегодня, впервые за долгое время, он смог подняться с постели и поесть вместе со всеми. В первый и в последний раз. Счастливые глаза его товарищей и их оживленные голоса наполняли его теплом. Возможно, ему все же повезло: он умирает не в каком-нибудь грязном темном переулке, но в окружении друзей. Он не позволял им узнать, как предательская болезнь, выпускающая свою добычу из объятий перед самым концом, дала всего мгновенье свободы и позволила попрощаться. Их радость была искренней. Может быть, они верили, что ему действительно удалось... Когда-нибудь это будет злить его. Но сейчас он просто позволил себе погреться в их радости. Ему достаточно было просто взглянуть на них — таких родных, таких реальных. Хиджиката-сан — всегда серьезный, задумчивый, принимающий бремя ответственности на свои плечи чаще, чем это необходимо. Но я его глаза блестят ярче, когда он смотрит на Чизуру. Чизуру, которая принесла столько жизни и света в существование солдат — скромная, вежливая, сильная и помогающая другим изо всех сил. В её заботе — хотя это звучит абсурдно — они на мгновенье могли почувствовать себя как дома. Рядом с ней сидел Хейске, который так незаметно стал мужчиной. Они всегда считали его мальчишкой — в конце концов, он был самым молодым — но теперь Соджи, смотря совершенно другим взглядом, видел в нем воина, серьезного и решительного. Сано стоял, прислонившись к стене, как всегда с сарказмом во взгляде и голосе, — но до сих пор всем сердцем веря в идеалы. Шинпачи, его неразлучный спутник, стоял рядом — темпераментный, в равной степени склонный и к смеху, и к гневу. Хаджиме-кун — всегда молчаливый, спокойный, сдержанный, но сегодня даже он сел немного ближе. Кондо-сан занял свое обычное место, его сияющая улыбка была оазисом мира в эти дни хаоса. Это заставляло их поверить, что ничего не изменилось. Соджи опустил голову и улыбнулся. Все были как всегда. Всё было как всегда. Соджи налил себе саке и внутренне поднял бокал за будущее Шинсенгуми. Он старался не расстраиваться по поводу того, что оставил их как один из первых. Он пытался найти счастье в том, что мог покинуть их, смотря на их лица, а не только вспоминая о них. Наконец, они пожелали друг другу спокойной ночи. Сано и Шинпачи, хотя всегда готовы продолжать приятный вечер, отправился в ночной патруль. Хиджиката-сан подозрительно быстро исчез сразу после Чизуру. Хейске не повезло, была его очередь мыть посуду, поэтому он исчез, жалуясь только для виду. Хаджиме-кун никогда не любил ночных посиделок — он встал, махнул шарфом и ушел. Соджи все еще сидел, понимая, что когда он покинет это место — единственное, полное стольких воспоминаний о простом человеческом счастье — он никогда не вернется. И... Он ещё был не готов попрощаться с Кондо. Командующий налил ему саке и протянул его со свойственным ему спокойствием. Соджи был уверен, он оставил все свои пустые жалобы позади, но сейчас, смотря на самого дорогого, чем кто-либо,человека, он почувствовал острую боль в сердце. Он действительно не хотел уходить... Где-то далеко он услышал жестокий смех судьбы. Он сжал пальцами ткань юката. Он не хотел умирать охваченный болезнью, чьи хищные пальцы проникают в его тело, а собственнические поцелуи забирают дыхание. Мгновение он боролся со своей слабостью, а затем сдался. Последний раз глотнув саке — действительно лучший вкус за лето — и поставил пиалу, расслабляя руки. — Кондо-сан, — тихо сказал он, подняв глаза на командира. — Останьтесь сегодня ночью со мной. Он не хотел слышать дрожь в голосе, но она появилась. Он был уверен, что оставил страх позади, но теперь действительно боялся, что ему откажут. Кондо посмотрел сначала на него с удивлением. Но затем улыбка исчезла из его глаз, и они наполнились болью. Кондо знал. Соджи опустил голову, проклиная себя за то, что не может страдать в одиночестве. Кондо поднялся с места и, опустившись перед ним на колени, положил руку на плечо. — Я останусь. Соджи с удивлением обнаружил слезы на глазах, почувствовав чувство благодарности и облегчения. — Спасибо, — прошептал он. Кондо помог ему дойти до комнаты. Пока они шли, Соджи старался вдыхать пахнущий летними цветами воздух так глубоко, как мог. Он даже осмелился поднять глаза и взглянуть на восточные созвездия, казалось, такие яркие сегодня. Сидя на постели, он смотрел в темноту новой луны. А потом в ночи неясный силуэт Кондо Исами, стоящий в дверях, за минуту, прежде, чем войти. Он сел рядом с Соджи и взял его на руки. Соджи вздохнул и уткнулся лицом в его грудь. Он слышал сильные удары его сердца, которое наполняло его миром. Он не был одинок. — Я никогда не говорил вам, что я чувствую, — прошептал он. Сильные руки обняли его крепче. — Вы всегда были идеалом для меня. Я хотел быть похожим на вас, — продолжал он, а затем усмехнулся неожиданным воспоминания. — Однажды я сказал Чизуру, что даже скопировал вашу прическу. — Теперь ты стал самим собой, — заметил Кондо, мягко убирая волосы Соджи назад. — Ты всегда был самим собой, Соджи. — После нашей первой встречи в додзе Шиекан я подумал: вот человек, рядом с которым я бы хотел прожить всю жизнь. Кондо молчал. Содзи знал, что в его сладких словах столько горечи. — Поэтому я счастлив, что так и получилось. Спасибо, Кондо-сан, что вы позволяете мне быть рядом с вами. — Соджи... — Пожалуйста, позвольте мне сказать это... Спасибо за то, что вы сейчас здесь... Мне жаль, что это не может длиться дольше, — добавил он шепотом. Кондо зарылся лицом в его волосы, сильнее сжимая плечи. — Я бы хотел отплатить вам за все. За ваше обучение, поддержку и руководство. За вашу дружбу. Вы столько мне всего дали, а я ничего не могу дать взамен... — Соджи. Ничего больше не говори, — голос Кондо был приглушен. Соджи слегка улыбнулся. — В таком случае... — он приподнялся и поцеловал теплые, пахнущие саке, губы. — Спокойной ночи, Кондо-сан, — сказал он, положив голову ему на грудь и вновь закрывая глаза. На мгновение, воцарилась тишина, нарушаемая лишь биением сильного сердца. Он больше не слышал ветер в деревьях или пение соловья. Кондо глубоко вздохнул. — Спокойной ночи, Соджи. Спи спокойно. Я рядом. Его болезнь, ревнивая любовница, заметалась, неспособная достать и сожрать его. Он был в безопасности в руках единственного человека, которого любил всем измученным сердцем. Его жизнь не была бессмысленной. И он улыбнулся, чувствуя предстоящих сон, от которого уже не очнется. Кто-то может сказать, нет счастья в смерти. Окита Соджи знал лучше.